Профессор Дэвид Брэдшоу – декан философского факультета университета штата Кентукки. Известен как активный член Общества христианских философов, которое объединяет множество современных христианских философов в Америке, Европе.

Уже долгое время он сотрудничает с Россией. Последний раз профессор Брэдшоу был в Москве четыре года назад в МГУ на международной богословской конференции. Также за это время была переведена на русский язык его книга. Называется она «Аристотель на Востоке и на Западе: метафизика и разделение христианского мира».

Я хочу поговорить о теме, о которой в православном мире редко говорят. Учение о предопределении важно для протестантских церквей. Вы знаете, что этот вопрос был предметом очень больших споров в западном богословии. В Православной церкви относительно этого вопроса слишком мало противоречий. И этот факт стоит нам рассмотреть.

Вы знаете, что есть места в Священном Писании, которые говорят о предопределении. Они могут нас заставить почувствовать себя неуютно. Есть, например, отрывок, где говорится о глине и горшечнике. «Иакова Я возлюбил, а Исава возненавидел» (Рим. 9:13).

Некоторые читают эти отрывки и решают, что одних Господь избрал, предопределил для спасения, а других – нет. Но это не так.

Предопределение у Оригена

Давайте обратимся к творениям отцов Церкви. Надеюсь, мы увидим, что они эти отрывки так не понимали, и мы попробуем понять, почему они их так не понимали.

Мученик Иустин и Ириней Лионский, к примеру, оба настаивают на том, что у нас есть свободная воля.

Спорили они, конечно, не с апостолом Павлом и не с библейскими текстами, а с учением фатализма, гностиками, манихеями. Которые отстаивали точку зрения, что все зависит от предопределения, а не от человека.

Один из отцов, кто посвятил этому больше внимания, это Ориген. В его произведении «О началах» в первой главе третьей книги мы находим абзац, который посвящен этой теме.

«Теперь рассмотрим еще слова: «помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего». Противники говорят: если спасается не тот, кто желает и подвизается, но тот, кого милует Бог, то спасение – не в нашей власти; но или природа наша такова, что мы можем или спастись, или не спастись, или же спасение зависит от одной только воли Того, Кто милует и спасает, если хочет.

Но мы спрашиваем у них, прежде всего, следующее: хотеть добра есть добро или зло? И похвально ли старательно подвизаться, чтобы достигнуть доброй цели? Если они скажут, что это преступно, то, очевидно, скажут глупость, потому что все святые и желают добра, и стремятся к добру, и однако они, конечно, не преступны. Итак, если тот, кто не спасается, имеет злую природу, то каким же образом он хочет добра и стремится к добру, но только не находит добра?

Ведь говорят, что дурное дерево не приносит хороших плодов; но желание добра есть плод добрый; каким же образом от дурного дерева получается хороший плод? Если они скажут, что желание добра и стремление к добру есть дело среднее, т. е. ни добро, ни зло; то мы скажем им: если желание добра и стремление к добру есть дело среднее, то, значит, и противоположное этому, т. е. желание зла и стремление ко злу будет безразличным.

Но желание зла и стремление ко злу, как известно, не безразлично: оно, очевидно, есть зло. Таким образом, ясно, что желание добра и стремление к добру – дело не безразличное, но доброе. Итак, отразивши их этим ответом, поспешим к разъяснению самой задачи, которая гласит: «не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего».

В Книге псалмов, в песнях степеней, приписываемых Соломону, написано так: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж». Этими словами (псалмопевец), конечно, не указывает того, что мы должны прекратить созидание (домов) или бдительное охранение своего внутреннего города, но показывает, что все, созидаемое без Бога, и все, без Него охраняемое, тщетно созидается и без пользы охраняется; ибо во всем, что хорошо строится и хорошо охраняется, виновником и созидания, и сохранности оказывается Господь.

Если, например, мы видим какое-нибудь великолепное произведение и прекрасное, громадное здание, красиво устроенное, то разве мы не скажем справедливо и по достоинству, что это здание построено не человеческими силами, но божественною силою и могуществом? И однако это не будет означать, что прилежный человеческий труд и искусство при этом оставались праздными и совершенно ничего не сделали. Или допустим еще, что мы видим какой-нибудь город обложенным тяжелою осадою неприятелей, видим, что к стенам его приставляются грозные машины, он (окружается) валом и поражается стрелами, огнем и всеми военными орудиями, производящими разрушения.

Если неприятель все-таки мог быть отражен и обращен в бегство (от этого города), то мы по достоинству и справедливо говорим, что спасение освобожденному городу дано Богом. Но этим мы не показываем, будто (в городе) не было караула стражей, не было готовности к сражению у юношей и бдительности у караульщиков.

Точно так же, нужно думать, и апостол сказал, что для совершения спасения недостаточно одной только человеческой воли и что подвиг смертного не пригоден для достижения небес и для получения награды вышнего звания Божья во Христе Иисусе, если эта наша добрая воля, и готовность, и старание, какое может быть в нас, не вспомоществуется и не подкрепляется божественной помощью. И поэтому апостол весьма последовательно сказал, что «не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего».

Подобным образом мы можем сказать о земледелии словами Писания: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий, и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» Ведь если поле сохранило хорошие и обильные плоды до полной зрелости, то никто не скажет благочестиво и разумно, что эти плоды произвел земледелец, но (всякий) признает, что они даны Богом. Точно так же и наше совершенство, конечно, не достигается при нашей бездеятельности и праздности, но однако завершение его должно приписать не нам, а Богу, Который есть первая и главная причина (этого) дела.

Подобным образом, если корабль преодолел морские опасности, то это обстоятельство зависит, конечно, от великого труда корабельщиков, от приложения к делу всего корабельного искусства, от усердия и опытности кормчего, а также от направления ветров и тщательного наблюдения за созвездиями; однако же, когда корабль, избитый волнами и ослабленный волнениями, благополучно достигает гавани, то всякий здравомыслящий человек припишет спасение корабля ничему другому, как только милости Божьей.

Даже сами корабельщики или кормчий не дерзают говорить: я спас корабль, но все относят к милости Божьей – не потому, что думают, будто они сами не приложили нисколько искусства или труда к спасению корабля, но потому, что от них, как они знают, труд, а спасение кораблю даровано Богом.

Так и в подвиге нашей жизни от нас должен зависеть труд, и мы, со своей стороны, должны приложить усердие и старание; но спасения, этого плода нашего подвига, должно ожидать от Бога.

В противном случае, если наш труд совсем не нужен, очевидно излишни будут заповеди, напрасно тогда и сам Павел некоторых обвиняет за отпадение от истины, а других хвалит за твердость в вере, напрасно он дает некоторые предписания и установления церквам, напрасно и мы желаем добра или стремимся к нему. Но, конечно, все это не напрасно, и апостолы, конечно, не напрасно дают предписания, и Господь не без причины дает законы. Итак, нам остается провозгласить, что скорее еретики понапрасну клевещут на хорошие изречения».

Ориген пишет, что действие Бога присутствует во всем, что мы делаем. Тем не менее, это все равно именно наше действие.

Для объяснения своей мысли Ориген использует аналогию с моряками: залог успешного плавания – это ветер и звезды, а моряк просто управляет кораблем. Так и Бог – ветер и звезды, а мы моряки.

Когда моряк, наконец, достигает берега, он благодарит не свое умение, а благодарит звезды, благодарит попутный ветер. Так и мы должны благодарить Бога за наши действия.

Я думаю, что это правильно только отчасти. Из этого описания можно сделать вывод, что Бог находится вне нас, Он нас вдохновляет, творит какие-то вещи. А вы знаете, что в «Деяниях Апостолов» в 17 главе говорится: «Ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: «мы Его и род»» (Деян. 17:28).

Хочу – не хочу – хочу хотеть, или О сложном механизме нашей воли

Позже отцы Церкви пытались найти внутреннюю связь между Божьим произволением и нашим действием. Они обращались к книге «Послание к римлянам», к седьмой главе. Апостол Павел говорит: «Ибо знаю, не живет во мне, то есть во плоти моей доброе, потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброе, которое хочу, не делаю, а злое, которое не хочу, делаю» (Рим. 7:18-20).

Апостол Павел описывает некую борьбу внутри себя. Он указывает на то, что наша воля – это сложный механизм. Мы можем чего-то хотеть и чего-то не хотеть одновременно.

Я бы сказал, что здесь есть два источника этой сложности. Мы, например, можем называть вещи разными именами для самих себя. Пример: «Я хочу быть хорошим студентом, но я не хочу весь вечер провести за выполнением домашнего задания». Хотя это одно и то же на самом деле. «Я хочу съесть кусок пирога, лежащего передо мной, но я не хочу съесть 500 калорий, лежащих передо мной». Хотя это одно и то же. И когда мы в такой борьбе находимся, мы пытаемся описать то, что перед нами.

И есть еще одна сложность. Есть вещи, которые мы желаем, а есть вещи, которые мы желаем желать. Я не хочу молиться, но я хочу хотеть молиться, я хотел бы быть молящимся человеком. Я, например, не хочу есть суши, но хотел бы, чтобы мне хотелось есть суши, было бы неплохо, полезно. Мы смотрим на себя и хотим быть другими, нежели чем мы есть. Мы можем поменять себя, начав действовать. Ты начинаешь действовать, и желания твои по ходу действий меняются.

Один из персонажей одной пьесы Тристрама Шенди говорит: «Я целую своего отца не потому, что я люблю его, но для того чтобы полюбить его, то есть я пытаюсь поменять мои чувства и желания». Наша воля всегда находится в прогрессе. И очень трудно определить этот момент, когда я начинаю хотеть чего-то по-настоящему. И этот вопрос важен в теме предопределения.

Святитель Григорий Нисский

Давайте посмотрим на отрывок из работы святителя Григория Нисского. Он комментирует слова молитвы «Отче наш», как раз те строчки, где говорится: «Да будет воля Твоя».

«Поскольку во время протекшей жизни назло мне действовало противное Твоей воле, сделался я служителем лукавого мучителя и как бы исполнителем казни, приводящим в исполнение над самим собой приговор врага. Поэтому, возбудившись жалостью к моей погибели, дарую, чтобы со временем и во мне совершалась воля Твоя. Ибо как в мрачных пещерах, когда вносится туда свет, мрак исчезает, так, когда Твоя воля во мне будет свершаться, всякое лукавое неуместное движение произвола или моей собственной воли (в английском варианте) обратится в ничто.

Но почему просим у Бога, чтобы произволение наше сделалось благим? (Альтернативный перевод: «Почему просим, чтобы выбор благого пришел к нам от Бога?») Потому что естество человеческое, однажды приведенное в расслабление пороком, немощно для добра, ибо человек не с той же легкостью, с какой доходит до худого, возвращается от него опять к доброму. Поэтому когда действует в нас стремление ко злу, нет потребности в содействующем, потому что порок сам довершает себя воле нашей. Если же возникает наклонность к лучшему, то потребно, чтобы пожелание Бог привел в исполнение».

Вы видите, что святитель Григорий проводит различение между «моим желанием» и «желанием, которое я хочу на самом деле», то есть действенным желанием. Я могу иметь некое предрасположение к чему-то хорошему, но чтобы привести это в исполнение, мне нужна помощь Божья. И как раз в этом моменте он видит пересечение Божьего действия и нашего действия. У нас есть тяга к хорошему, но она очень слаба, поэтому требуется помощь Божья.

Святитель Иоанн Златоуст

Следующий отрывок из произведения Иоанна Златоуста. Он дает комментарий на очень интересный отрывок из «Послания к Филиппийцам». «Итак, возлюбленные мои, когда вы всегда были послушны не только в присутствии моем, но гораздо более ныне в отсутствие моего, со страхом и трепетом совершаете свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по своему благоволению» (Флп. 2:12-13).

Этот отрывок содержит очень глубокую мысль. Бог по своему благоволению совершает хотение действия в человеке.

Мы можем спросить: а кто же на самом деле совершает хотение действия? На самом деле и Бог, и человек. Здесь мы говорим о филиппийцах, к которым обращается Павел, и Боге, то есть это синергия.

В комментарии святителя Иоанна Златоуста предстает как бы диалог между филиппийцами и святым Павлом. Филиппийцы недоумевают, как же это могут быть их действия, когда вроде Бог совершает их. И вот они вопрошают: «Если Он действует в нас и хотение, то как же ты побуждаешь нас? Если Бог действует в нас и хотение, то напрасно говоришь нам – послушны, мы не сами по себе слушаемся. Напрасно говоришь – со страхом и трепетом, потому что все есть дело Божье».

Тогда апостол Павел отвечает: «Да, в вас есть желание и движение воли, но Бог делает это желание приведенным в исполнение, действенным желанием. Не для того я сказал, потому что Бог производит в вас хотение и действие, но для того чтобы ослабить вашу боязливость. Когда ты захочешь, тогда и он будет действовать, и хотение. Не бойся и не изнемогай, Он дает нам усердие и саму деятельность. Когда мы захотим, то он еще усилит наше хотение. Например, я хочу сделать что-либо доброе, Он совершает это доброе, Он же производит и хотение. Так и словами Бог производит в нас хотение, не лишает нас самостоятельности или свободной воли, но показывает, что через добрые дела мы приобретаем большую расположенность к хотению».

Ключевая фраза — Бог приводит в действие благую волю человека. Слово греческое – энергейсин, энергия. Через действие этой энергии, делая благо в человеке эффективным или действенным, Он располагает мою волю к благому.

Вот перед нами такая картина, где Бог активен в каждый момент. Он представляет нам благое. Мы можем ответить, а можем – нет. Когда мы отвечаем, тогда наше желание добра становится действенным. Это и есть синергия.

Но это не совсем похоже на то, как говорит об этом Ориген, как Бог если бы находился «снаружи», а мы «здесь». У святителя Иоанна речь идет о синергии, где Бог помогает мне видеть добро, которое меня окружает. Но, тем не менее, я все же должен выбирать это благое. И здесь мы видим и человеческое, и Божье действие одновременно.

Вера: от Бога или от нас?

Вот такое представление имеют отцы о взаимодействии между нашей волей и Божественной волей.

Католические богословы ставят вопрос: происходит начало веры от Бога или от нас? Отцы отвечают на этот вопрос: от обоих. Очень часто даже нет начала веры, потому что Бог всегда присутствует, он всегда готов, и мы всегда отвечаем.

Святитель Иоанн Златоуст описывает это как такого рода диалог, комментируя следующую цитату из Евангелия от Иоанна: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6:44).

«Что же Он отвечает на их ропот? Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его (ст. 44). На это нападают манихеи и говорят, будто ничто не зависит от нас. Между тем эти-то слова особенно и доказывают, что мы властны в своем произволении. Но какая, говорят, надобность привлекать, если кто сам приходит к Нему? Опять и это не уничтожает нашего произволения, а, напротив, показывает, что мы нуждаемся в помощи. Здесь (Христос) говорит не о всяком приходящем, но о том, кто пользуется великим содействием (от Бога).

Далее показывает и способ, которым Отец привлекает. А чтобы иудеи опять не подумали о Боге чего-либо чувственного, Он присовокупил: не яко Отца видел есть кто, токмо Сый от Бога, Сей виде Отца (ст. 46). Как же, спросишь, привлекает? Это давно показал Пророк, предвозвещая и говоря: будут вси научени Богом (ст. 45). Видишь ли достоинство веры? Видишь ли, как, по предсказанию Пророка, люди имеют быть научены ни от человек, ни человеком (Гал. 1, 1), но Самим Богом? Потому-то, чтобы придать достоверность Своим словам, Он и отослал иудеев к Пророкам. Но если сказано, что все будут научены Богом, то отчего, спросишь, некоторые не веруют? Оттого, что те слова сказаны о большей части людей, или еще: пророчество указывает не вообще на всех, но на всех желающих». (Свт. Иоанн Златоуст)

Здесь смысл почти такой: вера в Меня – дело немаловажное, но для нее нужно внушение свыше. Это Христос утверждает, повсюду показывая, что для этой веры нужна душа, истинная, доблестная, привлекаемая Богом. Но, быть может, скажет кто-нибудь: если все, что дает Отец, приходит ко мне и если приходят те, которых он привлечет, и никто не может прийти к тебе, если не будет дано ему свыше, то кому Отец не дает, те свободны от всякой вины и осуждения. Это пустые слова и одна отговорка. Без сомнения, мы имеем нужду и в собственной воле, потому что поучаться и веровать – дело воли. В конце он говорит, будем ли мы научены или нет – это дело нашего выбора.

Господь всегда ищет пути, чтобы научить нас, но мы должны выбрать, чтобы послушать его. И поэтому святитель Иоанн отвергает мысль, что есть те, которых Господь избрал, и те, которых Он отверг. Он говорит, что все призваны, но только некоторые слушают.

Можно использовать слово «призванные» в двух значениях. Можно сказать, что те, кто были призваны, те и будут слушать, потому что для них совершился этот действенный призыв. Иногда в Новом Завете можно встретить такие выражения. Говорится в Новом Завете об избранных, но для Иоанна Златоуста это означает, что это те, кто ответил на призыв Божий.

Обратимся к комментарию святителя Иоанна Златоуста к «Посланию к Римлянам», 8 главы, 28 стиха. Этот отрывок интересен, потому что Златоуст читает его по-другому, нежели чем Августин на Западе.

Иоанн Златоуст:

«Мне кажется, что все это место обращено у апостола к тем, которые находятся в опасностях, лучше же сказать, к ним относится не только это, но и то, что было сказано несколько выше. Так, слова: недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас, также и то, что вся тварь воздыхает, а равно сказанное выше, что упованием спасохомся, терпением ждем, о чесом помолимся, якоже подобает, не вемы, — все это относится к людям, находящимся в напастях. (Апостол) учит их избирать не то, что сами они почитают для себя полезным, но то, что внушает Дух.

Ведь многое им представляется полезным, а в самом деле приносит великий вред. Так, покой, освобождение от опасностей и безмятежная жизнь кажутся для них полезными. И удивительно ли, что они так думают, как скоро и самому блаженному Павлу представлялось то же самое?

Но однако он впоследствии понял, что полезное совершенно противоположно этому и, понявши, возлюбил. После того, как он три раза молил Господа освободить его от бед и услышал в ответ: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается (2 Кор. XIII, 9), то стал уже радоваться, когда был гоним, терпел обиды и невыносимые страдания. Темже благоволю, — говорит он, — в досаждениих, в бедах, в изгнаниих (ст. 10). Потому он и говорил: о чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы, и всех убеждал предоставить это Духу, потому что Святой Дух весьма о нас печется, и это угодно Богу. Итак, подготовив их всех этим, он присовокупляет и теперь сказанное, употребляя довод, достаточный к тому, чтобы ободрить их. Вемы бо, — говорит он, — яко любящим Бога вся поспешествуют во благое. Когда же говорит — вся, разумеет и то, что нам кажется прискорбным. Хотя и постигла тебя скорбь или нищета, узы или голод, смерть и другое подобное, но Бог властен изменить все это в противоположное, так как Его неизреченной силе свойственно делать для нас легким и обращать нам на помощь то, что кажется тяжелым.

Потому (апостол) не сказал, что с любящими Бога не случается что-либо неприятное, но говорит, что им все содействует ко благу, то есть Бог самые бедствия употребляет для прославления бедствующих, а это гораздо важнее, чем воспрепятствовать наступлению несчастья или отвратить его, когда оно случилось. Так сделал (Бог) и с пещью вавилонской: Он не воспрепятствовал ввергнуть святых отроков в пещь, и, когда они были ввержены, не угасил пламени, но, оставив его гореть, посредством этого пламени сделал отроков более достойными удивления. И на апостолах показал Бог разные подобные чудеса. Если люди, умеющие любомудрствовать, могут из вещей делать употребление, противоположное их природе и, живя в бедности, казаться достаточнее богатых и сиять даже в бесчестии, то тем более Бог на любящих Его покажет не только что-нибудь подобное, но и гораздо большее. Нужно только одно — любить Его искренно, а все остальное последует само собою.

Как для любящих Бога и то, что, по-видимому, вредно, обращается в пользу, так не любящим Его вредит и полезное.

Иудеям все служило во вред — и явление чудес, и правота догматов, и любомудрие учения; за одно называли они Христа беснующимся, за другое богопротивным, а за чудеса покушались убить Его. Напротив, разбойник распятый, пригвожденный, поносимый, претерпевающий бесчисленные страдания, не только не понес никакого вреда, но еще получил от этого величайшую пользу. Видишь ли, как любящим Бога вся поспешествуют во благое?

Итак, сказав об этом великом благе, превышающем всецело человеческое естество, так как оно для многих казалось невероятным, (апостол) удостоверяет в этом, на основании происшедшего, так: сущим по предуведению званным (ст. 28). Заметь, что благо это начинается со времени призвания. Почему же (Христос) не призвал всех сначала, и самого Павла призвал не вместе с прочими, тогда как такая отсрочка представлялась вредной?

Но, однако, самые дела показали, что она была полезна. Говорит же здесь (апостол) о преудведении для того, чтобы не все приписать званию, потому что в таком случае стали бы спорить и язычники, и иудеи. Ведь если достаточно было одного звания, то почему не все спаслись? Потому он и говорит, что спасение званных совершено не одним призванием, но и предуведением, призвание же не было вынужденное и насильственное. Итак, все были призваны, но не все послушались. Ихже бо предуведе, (тех) и предустави сообразных быти образу Сына Его (ст. 29).

Замечаешь ли высоту чести? Чем был Единородный по естеству, тем они стали по благодати. Однако (апостолу) было недостаточно сказать — сообразных, но он присовокупил еще: яко быти Ему первородну. И этим не ограничился, но и после этих слов прибавляет еще: во многих братиях, — желая всеми способами показать явное родство. Впрочем, все это должно разуметь относительно воплощения (Сына Божия), потому что по Божеству Он есть Единородный.

Видишь, сколько сообщено нам благодатных даров? Итак, не сомневайся и относительно будущих даров, тем более, что (апостол) представляет и другое доказательство Божия человеколюбия, говоря, что это было прообразовано так издревле. Люди делают о других заключения на основании дел, но Богу изначала все известно и Он издревле имеет к нам расположение. Потому (апостол) и говорит: а ихже призва, сих и оправда (ст. 30). Оправдал банею возрождения. А ихже оправда, сих и прослави. Прославил благодатию, усыновлением. Что убо речем к сим (ст. 31)? (Апостол) как бы так говорит: не упоминай мне более об опасностях и злоумышлении против тебя всех. Если некоторые и не верят будущему, но они ничего не могут сказать против благ уже дарованных, например, об изначальной к тебе Божией любви, оправдании, славе. (Бог) дарует тебе это посредством того, что для тебя казалось прискорбным.

Ты считал позорным крест, побои, узы, а все это послужило к исправлению целой вселенной. Как ни жестоко тебе кажется, что претерпел (Христос), но Он обратил это в свободу и спасение всей природы; так и то, что переносишь ты, твои страданья (Бог) обыкновенно обращает в славу тебе и похвалу. Аще Бог по нас, кто на ны? Но кто же не против нас, спросишь ты? Против нас целая вселенная, и мучители, и народы, и родственники, и граждане, но однако все те, которые против нас, так далеки от возможности вредить нам, что невольно делаются для нас виновниками венцев, ходатаями бесчисленных благ, так как Божия Премудрость обращает все козни к нашему спасению и славе.

Видишь ли, как никто не оказывается против нас. И Иова сделало знаменитым то, что против него вооружился диавол. Диавол воздвиг против него друзей, жену, раны, домашних и бесчисленные другие ухищрения, однако же ничто не было против него. И это еще не велико было для Иова, хотя само по себе и было весьма велико, а для него гораздо важнее было то, что все кончилось в его пользу. Так как за него был Бог, то все то, что по-видимому было против него, оказалось в его пользу. Тоже случилось и с апостолами. Иудеи, язычники, лжебратия, правители, народы, голод, нищета и бесчисленные бедствия восставали против них, но ничто не было против них.

Все это сделало их особенно знаменитыми, славными и достойными похвалы пред Богом и пред людьми.

Итак, пойми, что то слово, которое произнес Павел о верных и истинно распявшихся, не мог бы сказать о себе и увенчанный диадемою. Против последнего вооружаются многие иноплеменники, делают покушения враги, злоумышляют телохранители, часто восстают многие из подданных, а против верующего, строго исполняющего закон Божий, не может восстать ни человек, ни демон и ничто другое. Если ты лишишь его имущества, то доставишь этим награду; если худо отзовешься о нем, то своим злоречием сделаешь его блистательнее пред Богом; если доведешь его до голода, тем большая для него слава и большее воздаяние; а если предашь смерти, что всего, ужаснее, тем сплетешь ему мученический венец.

Что может сравниться с жизнью человека, против которого ничто не может стоять, которому и намеревающиеся причинить зло не менее приносят пользы, чем и сами благодетели? Потому (апостол) говорит: аще Бог по нас, кто на ны? Потом, не довольствуясь этими словами, представляет и здесь тот величайший признак Божией к нам любви, к которому он всегда обращается, — именно смерть Сына. Не только, говорит, оправдал и прославил и соделал соответственными тому образу, но и Сына не пощадил для тебя, — потому и присовокупил слова: иже убо Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его, како убо не и с Ним вся нам дарствует (ст. 32)? (Апостол) говорит с выразительностью и большой горячностью, чтобы показать любовь Божию. Как Бог оставит нас, ради которых не пощадил Сына Своего, но за всех нас предал Его? Пойми же, насколько велика благость — не пощадить Своего Сына, но предать, предать за всех ничтожных, неблагодарных, врагов, богохульников. Како убо не и с Ним вся нам дарствует (ст. 32)? Слова эти означают следующее: если Бог даровал нам Сына Своего и не просто даровал, но предал закланию, то, приняв в дар Самого Владыку, почему ты еще сомневаешься во всем прочем? Имея Господа, почему ты недоумеваешь относительно прочих даров? Кто даровал врагам более важное, тот неужели не дарует друзьям менее важного?»

Апостол Павел говорит, что те, кто спасены, те призваны по Его изволению. Здесь разница в переводе. В русском переводе – «по Его изволению», хотя на самом деле в тексте не присутствует. То есть для Иоанна Златоуста, спасены те, кто призван по изволению. А для Августина – спасены те, кто призван по Божьему изволению. То есть Златоуст понимает, что те, кто призваны по нашему, человеческому изволению.

«Говорит здесь апостол о предведении, для того чтобы не все приписать званию, потому что в таком случае стали бы спорить и язычники, и иудеи. Ведь если достаточно было одного звания, то почему не все спаслись? Потому он и говорит, что спасение званых, совершенное не одним призванием, но и предуведением». То есть не одно призвание, но также и ответ, изволение тех, кто отвечает.

Взгляд протестантов

Вроде как очень простая картина, и вроде такой вопрос, который не должен разделять Церковь. Я в прошлом протестант. В протестантском мире до сих пор очень противоречивая тема для обсуждения.

Есть две основных школы: одна восходит к блаженному Августину, Кальвину и даже в какой-то мере к Аквинату. Эта школа говорит, что Бог по своему выбору дает одним благодать, а других отвергает, и таким образом выбор Бога получается случайным, Бог капризен.

Другая школа противоречит такой точке зрения, она говорит, что все зависит от нашей свободной воли. В XVI веке иезуит Л. Малина создает некую систему, в которой он описывает нас как абсолютно свободных, и Бог просто наперед знает тот выбор, который мы сделаем в жизни.

Я думаю, что если мы оцениваем отцов Церкви, то они не придерживаются ни одного из вышеупомянутых взглядов. Они говорят: да, у нас есть свободный выбор, но наш выбор – это всегда ответ Богу. И даже когда мы избираем плохое, зло, все равно Бог всегда присутствует, для того чтобы подталкивать нас к добрым делам. То есть наш выбор – никогда чисто наш, он наш и Божий.

Я надеюсь, это вам поможет разобраться с этим вопросом. Если у вас есть вопросы, давайте обсудим.

Вопросы после лекции

- Немного личный вопрос: почему и когда вы стали православным?

- Я прочитал книгу «Православная церковь» отца Каллиста (Уэра), там он описывает историю Церкви. Если вы выросли в протестантской среде, то обычно не знаете хорошо церковную историю. И я предполагал, что если мы хотим иметь апостольскую веру, мы просто должны ее заново воссоздать. Я прочитал книгу отца Уэра, и там говорится, что Церковь, которую апостолы основали, она до сих пор жива. Для меня это было огромным откровением, мне этого хватило.

- Люди Протестантской церкви знакомы с трудами отцов Церкви и каков их отзыв, если они прочитали, если они знакомы?

- Спасибо, хороший вопрос. Они в основном знакомы с Августином, по крайней мере, ученые. Люди более сведущие знают Иринея, они знают и Юстина-мученика, они знают, что они учат о свободной воле.

Но не думаю, что они читают Иоанна Златоуста очень внимательно, и они не понимают этого тонкого нюанса, что его точка зрения не просто в защиту свободной воли, и в то же время не полностью августиновское, оно посреди.

- Скажите, пожалуйста, как сочетается божественное предвидение и то, что существуют многие люди, которые за всю свою жизнь не каются и, по сути, умирают в своих грехах. То есть получается, Бог знал о том, что они всю жизнь будут грешны и не покаются?

- Можно спросить: если бы это не было так, как бы это все выглядело? Вы представляете мир, в котором все делают только благо? Бог мог бы сотворить такой мир, но меня бы в этом мире не было и, может быть, даже и вас. Может быть, мир был бы очень простой: камни, деревья, может быть, некоторые даже люди.

Но Бог сотворил мир сложным и богатым, и мы, христиане, верим, что Он может позволять совершиться злу, для того чтобы совершилось большее благо. Например, как Иосиф, который был продан в Египет. Помните, Иосиф говорит братьям, что «вы замышляли против меня зло, но Бог обратил это зло в добро». И в этом есть тайна, и мы никогда не поймем до конца Божьего замысла. Но мы достаточно понимаем, в то же время верим, что Бог сотворил мир благим.

Что касается предузнания, идея иезуита Л. Малины, что Бог в своем предузнании знает каждый возможный мир, который мог бы существовать. И среди этого бесконечного числа возможных миров Он избирает тот, который был бы самым лучшим.

Вы знаете, в этом черпал вдохновение Лейбниц, что мир, в котором мы живем, лучше из всех возможных миров. И вот этот сценарий, по которому Бог знает наперед все и выбирает тот мир, в котором как можно больше добра и как можно меньше зла происходит.

Но что меня беспокоит в этом описании, что если уж есть какое-то зло, то похоже, что Бог согласился с этим и создал это зло сам, потому что он все наперед знает и выбирает. Но не таким образом мыслили отцы Церкви. Они говорят, что это мы, те, кто выбирает зло, Бог вовлекается в наш выбор и старается улучшить его. В их мысли нет картины, что Бог смотрит на все возможные миры и выбирает только один.

- В современной философии очень популярна идея синергии. Может ли эта идея сделать более доступным для протестантов православный взгляд на предызбрание?

- Я согласен, однако, понятие синергии может иметь больше чем одно значение. Иногда люди используют это понятие, для того чтобы обозначить просто сотрудничество между разными группами людей, например, между нами синергия, потому что мы вместе работаем. Я думаю, что здесь более тонкая вещь, синергия в более тонком смысле употребляется, потому что Бог действует даже в то время, когда мы выбираем, но это более глубокая форма синергии.

Достаточно часто приходится спорить с протестантами, потому что много протестантов в той местности, где я живу, но, к их чести сказать, они хотят воспринимать Писание так, как написано.

Например, когда они читают этот отрывок, что «Исаака я возлюбил, а Исава возненавидел». Они думают, что они будут более верны тексту Писания, если они будут верить, что Бог просто по своей воле выбирает кого-то для спасения, кого-то – для проклятия. Я предлагаю им посмотреть на те примеры, которые апостол Павел использует в этой главе, в девятой главе «Послания к римлянам». Два примера, где Бог ожесточает сердце фараона, и Бог выбирает Иакова, но не Исава.

Оба этих отрывка ничего не имеют общего с вопросом о спасении. По правде говоря, мы даже не знаем, был ли спасен фараон, в конце концов, или нет. Когда Бог ожесточает сердце фараона, Он делает для того, чтобы осуществить свой более глубокий замысел. Но здесь речь не идет о судьбе непосредственно этого фараона и его спасении. То же самое в вопросе с Исавом и Иаковом. Может быть, Исав тоже был спасен.

Поэтому читать девятую главу «Послания к римлянам», как если бы она говорила об индивидуальном спасении, это не отдавать должное апостолу Павлу, он не об этом говорит здесь. Когда я указываю это протестантам, они очень часто слушают, потому что они хотят быть верны Писанию. Тут просто надо показать, что на самом деле говорит Писание в этих отрывках.

- Как протестанты понимают вопрос, когда Бог выбирает одного для спасения, а другого – для проклятия? Как здесь разрешается вопрос любви Божией, если он выбирает одних и отвергает других? И вообще, если мы говорим о демократической стране, такой как Америка, как тут такое неравноправие возникает?

- Здесь вопрос вообще не о демократии.

Вы знаете, что Соединенные Штаты основаны на пуританских ценностях, а пуритане – кальвинисты. Вы правы, что кальвинизм и демократическое общество друг другу не очень подходят.

Я думаю, что, может быть, от этого отчасти в Соединенных Штатах люди теряют веру. Например, один из известных интеллектуалов-философов XIX века в Америке — Ральф Уолдо Эмерсон. Он говорит, что Бог Кальвина выглядит как злой Бог. Поэтому некоторые люди вслед за ним отвергали христианство, не могли совместить одно и другое. Это трагично. Это тот ущерб, который нанесен плохим богословием.

- То есть они говорят, что Бог – это не любовь?

- Один из пунктов кальвинизма — «Ограниченное искупление». Это значит, что Христос умер не за всех, но за тех, кого Отец избрал. Для меня это совершенно не похоже на любовь.

- Какая сейчас существует критика в отношения учения о различии между сущностью энергии православного учения со стороны католических и протестантских богословов?

- Очень тяжело признать, что чего-то важного не хватало в западном христианстве на протяжении 15 веков, со времен Августина.

На самом деле это для многих очень тяжелый момент, не могли примириться. И некоторые делают из этого заключение: а может быть, Бог отсутствовал в Западной Церкви на протяжении этого времени? Получается, что там не было настоящей святости, настоящих святых? Я лично так не думаю.

Я думаю, что мы должны приложить все усилия, для того чтобы понять Писание, используя терминологию апостола Павла и понимая, какой он смысл в них вкладывал. Надо понять, что Западная Церковь в средние века не читала по-гречески.

Католики и протестанты читали Новый Завет в переводе. А когда вы читаете латинский перевод Нового Завета, то, что говорит апостол Павел об энергии, очень туманно на самом деле.

Слово «энергия» переводится как «операцио», и на латинском активный и пассивный залог переводится одним и тем же словом – «операто». Когда читаешь отрывки из апостола Павла на латинском языке, ты просто не видишь этих божественных энергий.

Дело не в том, что Восток более свят, просто Запад не имел достаточно правильного языка, чтобы это описать. Я думаю, что до сих пор битва идет, очень много сопротивления, но я продолжаю возвращать всех к апостолу Павлу. Рано или поздно они придут, рано или поздно можно будет доказать с уверенностью.

- Можем ли мы действительно сводить все различия между Востоком и Западом, те последствия в судьбе исторической, которые можно наблюдать между Востоком и Западом, лишь к одной концепции энергии?

- Да, на самом деле это очень верное замечание. Конечно, есть и другие различия, никто с этим не спорит. Например, папство, централизация власти. Безусловно, этот вопрос не относится к рассматриваемому. Но я на самом деле никогда не настаивал, что все различие между Востоком и Западом сводится к одному этому вопросу.

Вы знаете, подзаголовок «Метафизика и разделение христианства». Все-таки книга о метафизике, о ее роли и все. Бог знает в своем среднем знании, что может произойти во всех возможных мирах, во всех вариациях миров, которые только допустимы. Я думаю, что философы часто используют это понятие – возможные миры – в будничном значении, они говорят, что некий набор заключений, которые последовательны, они будут заключать в возможный мир. Я больше склонен к тому, чтобы говорить о возможности, относящей к тому, что реально происходит, то есть это более аристотелевская точка зрения.

Согласно Аристотелю, возможно – это не только то, что логически возможно, но то, что может быть приведено в действие силами уже существующей вещи. Эти точки зрения во многом пересекаются, потому что Бог на самом деле существует.

То есть действительно, что логически возможно, Бог может сделать, но это не может быть полностью правильным, потому что есть еще вопрос Божественной благости и других свойств Божества. И как я упоминал ранее, у отцов, например, у Дионисия и Максима-исповедника, они верят, что время и вечность, оба эти понятия являются Божественными исхождениями, В их понятии, в некотором смысле у Бога есть воображение, и Он осознает новые вещи, которые Он может сотворить, и Его сила может быть проявлена.

Звучит это странно, но, опять же, на моей страничке есть две статьи на эту тему. Это очень глубокий вопрос. И оба, Малина и Лейбниц, верили, что Бог вечен и точка. И Дионисий говорил, что на самом деле время – это такое же исхождение Бога, как и вечность. Мне кажется, это и не осознали современные философы. И то, над чем я работаю, – осветить эту проблему.

- Когда вы приводили сравнительный комментарий Иоанна Златоуста и Августина «К Римлянам» 8-28, если я правильно понял, вы указали, что у Златоуста «Кто призван по изволению», не указано чьего, и по Августину – «по Божьему изволению». Насколько я понял, вы приводите эти два комментария в некоем ключе разницы между Златоустом и Августином.

Может быть, эта проблематизация излишня, поскольку не комментирует этот отрывок из «Римлян» просто с двух разных позиций? Поясню. Последние три цитаты из вашего доклада из Златоуста и «К Филиппийцам», и к Иоанну, ясно указывают, что изволение по Златоусту принимается в общем смысле, как человека, так и Бога.

Но Августин объясняет это место из «Римлян», погрузившись в мир этого фрагмента догматического ниспослания к римлянам. В связи с этим вопрос: Августин и Златоуст не подходят ли с разных позиций, и тогда эту излишнюю проблематизацию не нужно изъяснять – по произволению и по Божьему произволению? Спасибо.

- Да, касательно отрывка «Послания к римлянам» я думаю, что они действительно дополняют друг друга, потому что слова апостола Павла туманны, можно смотреть на них с двух сторон.

Но более широкий взгляд Августина на эту проблему говорит, что Бог выбирает одних для благословения, других – для проклятия. И это, конечно, более проблемно. У Августина, конечно, много чего хорошего, мы должны читать его и учиться от него. И как вы знаете, Златоуст не во всем непорочен. И думаю, что мы, православные, должны читать как Златоуста, так и Августина и брать от них лучшее.

- Дело в том, что до Августина в западном богословии мы встречаем совершенно ту же точку зрения, которая выражена и у Златоуста и других восточных отцов.

А именно то, что человек даже после грехопадения не потерял возможность выбирать добро, но чтобы ему эффективно выбирать добро, действительно желать его так, чтобы его исполнять, кроме его желания, которое слабое, требуется также Божественная помощь или благодать, которая приводит это добро к исполнению. То есть тут речь идет именно о синергии, внутренней синергии Божественной и человеческой воли. Только при реализации и той, и другой воли, возможно до исполнения добра и достижения спасения. Точно такую точку зрения высказывает предшественник Августина, знакомый с греческой патристикой, греческой традицией. На Востоке – Амвросий, Иероним, Иларий.

В связи с этим вопрос: Августин довольно хорошо знал и творения Иеронима, Амвросия, Илария, почему он не заимствовал от них эту точку зрения, но пришел к своей жесткой теории произвольного выбора и непобедимой Божественной воли, непреодолимой?

- Как вы знаете, изначально у Августина была другая точка зрения. Когда он пишет свое произведение «К Симплициану» в 396 году, он представляет как раз раннюю точку зрения, но он в этом произведении и меняется.

В этом произведении он как раз и говорит: вот теперь-то он понял апостола Павла. У меня есть гипотеза на этот счет, но это только версия.

Если мы берем в расчет августинскую метафизику, у него должна быть обязательно идея о предопределении, к которой он как раз и приходит в этом произведении. В его метафизике мы встречаем божественную простоту, где сказано о том, что Бог идентичен каждому из своих свойств.

Он идентичен своей мудрости, жизни, силе, благости и так далее. Соответственно все эти свойства идентичны с Божественной сущностью. То же самое относится и к Божественной воле, то есть она так же идентична с Божественной сущностью. И мне кажется, что Августин говорит об этом в «Исповеди» в двенадцатой главе.

И если Божественная воля идентична с Божественной сущностью, тогда получается, что Божественная сущность не может никак подвергаться влиянию от творений. Так же и Божественная воля – никак не может быть подвержена воле творений.

Из этого вытекает, что Божественная воля должна быть сама собой и не может определяться тем, что делают люди. Мне кажется, что это и есть как раз центральная идея учения Августина о предопределении.

Вы это в более ясной форме видите у Фомы Аквината, девятнадцатой главе «Суммы богословия». Там он задается вопросом: «А что, Божия воля зависит от ответа создания в вопросе спасения?» Он отвечает: нет, не зависит. И опять же, здесь Фома следует за Августином.

Моя гипотеза состоит в том, что Августин понимает это и просто хочет быть последовательным в своей метафизике.